Журнал «Летопись Причерноморья» № 1/1999

Обычно с понятием «подводная археология» ассоциируется нечто монументальное — корабль, команда, горы разного загадочного снаряжения, и, конечно, самые сногсшибательные находки. Читаешь потом в газете — дух захватывает.   Ну что ж, в принципе, все это имеется, поскольку мы и есть подводная археологическая экспедиция. Наша маленькая плоскодонка, арендованная на лодочной станции, доверху набита всякой всячиной. Чего здесь, кроме нас четверых, только нет: два акваланга, мотки капронового троса, геодезическая рейка, ласты, водолазные ножи жутких размеров и форм, термосы с кофе (в смеси со спиртом - согласно рекомендациям почерпнутым из водолазной литературы), грузовые пояса — постоянная угроза для босых ног, и еще черт знает что, без чего никакая подводная экспедиция, разумеется, не обойдется. Каждый день загрузив нашу «бригантину» всем этим добром, отметившись у «дока» и с полчаса посовещавшись, кому куда садиться и что делать, мы плывем к северу от острова искать свою Атлантиду. Строго говоря мы и сами пока точно не знаем, что ищем - проводим сплошную разведку акватории. Известно, впрочем, что остров Березань интенсивно размывается морем, и предполагается, что когда-то, в античное время, он был полуостровом. Кроме того, известно, что еще до революции рыбаки вытащили здесь из воды две патеры чаши римского времени, а совсем недалеко, за Кинбурном, алтарь, с посвящением Ахиллу.  Что и говорить, хлебные это места для нашего брата - археолога. Античность здесь всюду, и особенно хорошо чувствуешь это, сидя в таком древнем транспортном средстве, как гребная лодка. Совсем рядом проплывают скалистые обрывы Борисфениды; в трещинах и гротах загадочно и несколько жутковато рычит море, а обнаженные тела ленинградских студенток на камнях напоминают морских нимф, вышедших из холодной пучины погреться в лучах прекрасного Гелиоса. Нимфам не нравится наше соседство и они, что-то ворча, скрываются в волнах...   Чуть повернул голову, на горизонте, за песчаной косой, находится Бейкушский мыс — одна из вотчин грозного Ахилла. В древности здесь располагалось святилище этого героя Троянской войны, почитавшегося в Ольвийском государстве как божество.
       Как-то незаметно обрывы острова переместились к юго-востоку. Здесь сливаются воды Днепровского лимана и Черного моря. Открытое море совсем близко, но сейчас штиль, и наша вовсе не морская посудина держится неплохо. Далеко на юго-западе лежит Кинбурнская коса — Геродотова Гилея. С лодки ее не видно, потому что она низкая и песчаная. Еще дальше в море — Тендровская коса — Ахиллов Бег. Это всё уже окраинные земли Ольвийского полиса, места, где поклонялись Ахиллу и Гекате, где были воздвигнуты их алтари и посажены священные рощи, где проводились ритуальные состязания — агоны. В Гилее был убит скифский мудрец Анахарсис, почтивший эллинских богов; погиб, спасая сограждан, ольвиополит Никерат, а еще раньше к берегам Тендры причаливал победоносный флот Ахилла. К северу от Гилей, на берегу Гипаниса, как называли древние эллины Буг, находятся развалины Ольвии-столицы полиса. Значительная часть территории этого города в настоящее время затоплена водами Бугского лимана, и там многие годы велись подводные исследования. Но об этом позже. Мы наконец-то прибыли на место. Бросили якорь. В лодке началась обычная перед погружением возня. Ищем закатившиеся куда-то маски и дыхательные трубки, распутываем страховочный конец... Движения вялые — размякли на жаре. И вот уже вода сомкнулась над головой; кругом тишина и почти ничего не видно — сплошная зеленая муть. Опускаюсь ниже, и на глубине около 6-7 метров ложусь на грунт. У самого дна вода оказывается прозрачной, но и весьма холодной. Видимость до нескольких метров. Дно песчаное попадаются россыпи мелких окатанных камней, а иногда и обломки больших известняковых глыб. Когда-то эти глыбы составляли единое целое с берегом Березани, постепенно же, разрушаясь под действием абразии, берег отступал все дальше; обломки известняковых скал оторвавшиеся от береговых обрывов, устилают дно вокругг острова, иногда образуя достаточно мощные гряды. Между камнями встречаются фрагменты античной посуды, которые, главным образом, и привлекают наше внимание. Эти, на первый взгляд совершенно невзрачные черепки, доказывают, что в древности эта территория не была затоплена, и здесь находилась часть Березанского поселения. Нанеся на план очертания зоны распространения под водой обломков керамики, мы выясним (приблизительно, конечно), где проходили границы античной Борисфениды, значительная часть которой уничтожена морем. В древности береговая линия имела совершенно иные очертания, нежели теперь, и связано это с эпейрогеническими процессами — колебаниями суши. Периоды подъема (регрессия) чередуются с периодам опускания (трансгрессия), что, соответственно, сопровождается колебаниями уровня моря. В ходе трансгрессии затопленными оказывались участки античных городов, находящиеся в низинах вблизи берега. Вообще греческие поселения основывались, как правило, непосредственно по берегам морей и рек. Сократ говорил, что греки заселяли берега моря и напоминают лягушек, рассевшихся вокруг болота. Это и неудивительно, ведь эллины были морским народом. Отважные мореплаватели — купцы и пираты они уже на заре своей истории освоили моря тогдашней ойкумены; вероятно, уже в VII в. до н.э. черные носы их кораблей уперлись и в песок северопричерноморских берегов. Поселение, расположенное на современном острове Березань, является наиболее древней из известных здесь античных колоний. Первоначально оно являлось центром нарождающегося в Нижнем Побужье полиса. Позднее эта роль переходит к Ольвии.
        Долгое время считалось, что Березанское поселение с самого начала своего существования было островным, хотя еще в начале нашего века С.Д. Пападимитриу и Э.Р. фон-Штерном было высказано, предположение, что в древности территория нынешнего острова Березань соединялась с сушей, а значит поселение было расположено на полуострове. Позже этой точки зрения придерживался и геолог В.П.Зенкович. В общем-то как островное, так и полуостровное расположение поселения не противоречит эллинским традициям: обычно греки селились на островах, полуостровах или мысах, выдающихся в море. Обуславливалось это соображениями военно-стратегического характера.  Вернемся, однако, к Березани. Сейчас, по мере накопления новых данных в области палеогеографии Северного Причерноморья, гипотеза Пападимитриу, воспринимавшаяся ранее большинством ученых как курьез, получила всеобщее признание. Неясно, однако, когда же именно произошло отделение острова от материка. Неизвестны и размеры античного поселения, значительная часть которого уничтожена морем. На эти и многие другие вопросы и призваны были ответить гидроархеологические исследования. Еще больший интерес у археологов еще в начале XX века вызвала затопленная часть Ольвии. О ее существовании догадывались уже первые исследователи этого города. На планах Ольвии, приведенных в работах И.Бларамберга и И.М.Муравьева-Апостола, показаны остатки каменного мола и плиты, уходящие под воду, на плане 1863 г. А.Чиркова — «место, бывшей ольвийской пристани». Посетивший Ольвию в 1819 г. академик Н.И.Кеппен также упоминает «пристань», отождествляемую с «мостом», к которому, по словам жителей села Парутино (на окраине которого расположена Ольвия), приставали корабли. В 1915 г., по указанию Б.В.Фармаковского, В.И.Деренкиным были выполнены обмеры и вычерчен план подводного объекта, известного в научной литературе по Ольвии под названием «пристань». Фармаковский предпринял и первые подводные исследования в Ольвии. Для их производства применялся подъемный ковш установленный на плоту — так называемая «машина для добывания золотых вещей». Существует фотография этого агрегата, однако о результатах работ практически ничего не известно. Период этот в развитии подводной археологии характеризуется первоначальным накоплением данных. Мы уже упоминали о находке двух чаш римского времени в районе Березани и жертвенника в районе Кинбурна. Известно также о находке плиты с посвящением Ахиллу Понтарху в Березанском лимане. Еще в 1894 г., во время строительства феодосийского морского порта, известным крымским археологом и краеведом А.Л.Бертье-Делагардом был открыт древний мол, а в 1905 г. Л.П.Колли провел здесь подводные исследования. В результате были выявлены остатки деревянных свай и подняты на поверхность 15 античных амфор. Теоретическое осмысление известных фактов и определение основных задач подводной археологии были предъявлены в статье Л.П. Колли «Следы древних культур на дне морском», изданной в «Известиях Таврической ученой архивной комиссий» в 1911 году. 

      Впоследствии, уже в 30-е годы наблюдается новый всплеск интереса к подводным археологическим исследованиям. Связан он был с деятельностью ЭПРОНа — Экспедиции подводных работ особого назначения. В целом задачи ЭПРОНа были сугубо практическими. После гражданской войны прибрежная акватория Черного моря представляла собой поистине кладбище кораблей. «Стране был нужен металл» — фраза достаточно избитая — но ведь металл действительно был нужен, и судоподъемные работы велись с большой интенсивностью. Наиболее известными предприятиями ЭПРОНа являются: подъем кораблей Черноморского флота затопленных во время гражданской войны на рейде Новороссийска, а в области подводной археологии (точнее подводного кладоискательства) — обследование в Балаклавской бухте останков знаменитого «Черного Принца» и безуспешный поиск полумифических сокровищ, якобы находившихся на его борту. Проводились и собственно научные изыскания, в основном в области античной археологии. Результаты их отнюдь неравнозначны. Предпринятый под руководством профессора К.Ф.Гриневича поиск затопленной части Херсонеса Таврического не дал положительных результатов, и к тому же завершился мистификацией со скандальным душком. В печать попала непроверенная информация о будто бы найденных остатках города, был даже спят фильм о подводном Херсонесе. Фильм оказался явной подтасовкой, поскольку съемки проводились не на натуре, а... через стекло аквариума. Ну а в действительности дело обстояло следующим образом: обследовавшие дно водолазы ошибочно приняли за развалы стен городских построек естественные выходы известняка. По их сообщениям и составлялся план «города». Единственная попытка самого К.Ф.Гриневича опуститься на дно потерпела неудачу.          Кроме Херсонеса, подводные археологические исследования с участием водолазов ЭПРОНа были проведены в Коктебеле, Феодосии, Керчи, а также в Ольвии. Основная заслуга в организации и проведении этих работ принадлежит академику Р.А.Орбели. Им же были сформулированы первоочередные задачи, стоящие перед подводной археологией в нашей стране: составление археологической карты, создание Музея подводных исследований, Института подводной археологии и др. В значительной степени эти планы остаются нереализованными и по сей день. Дальнейшим толчком в развитии подводной археологии послужило изобретение Жаком Ивом Кусто акваланга. Теперь опуститься под воду мог практически каждый здоровый человек, прошедший краткосрочную водолазную подготовку. Этим обстоятельством не замедлили воспользоваться археологи, получившие реальную возможность непосредственно участвовать в проведении подводных исследований. Акваланг породил и многочисленную армию любителей подводного плавания, многие из которых влились в состав подводных археологических экспедиций. С тех пор и по сей день являются они нашей основной рабочей силой; иногда достаточно квалифицированной, иногда столь же самонадеянной. Но, как правило, эти люди всегда искренне преданы своему хобби, а присущие им энтузиазм и бескорыстие помогают преодолеть традиционные беды: никудышнее финансирование археологических исследований и отсталость материально-технической базы.   В 50-60-е годы подводные археологические исследования на Черном море возглавил известный московский археолог-антиковед В.Д.Блаватский. Экспедицией Блаватского было проведено, обследование затопленных районов античных городов — Ольвии, Херсонеса, Фанагории, а также остатков кораблекрушения IV в. до н.э. у озера Донузлав (Северо-Западный Крым). Ход и результаты этих работ получили достаточно полное освещение как в научной, так и в научно-популярной литературе; повторяться не имеет смысла, заметим только, что эти исследования знаменовали очередной этап в развитии советской подводной археологии. В это время в целом сформировалась методика подводных разведок и раскопок, были испробованы разные виды снаряжения и оборудования, обследована значительная площадь акватории. Для данного этапа характерны: непосредственное участие археологов в подводных работах, практика «перенесения под воду»методов полевой археологии, таких, как: послойное удаление грунта при раскопках, фиксация стратиграфии донных отложений и др. Тогда же начали применять в подводной археологии естественнонаучные методы. Разумеется, наивно было бы полагать, что все это произросло исключительно на нашей отечественной почве.

    Конечно же, "Россия не являлась родиной слонов" и в области подводной археологии. На Западе эта отрасль науки (взявшая, кстати, гораздо более ранний старт) развивается весьма успешно, а о разнице в техническом оснащении экспедиций лучше и не вспоминать. С другой стороны, вряд ли имеет смысл сводить все к никому не нужному соревнованию. В конце концов, в науке важен результат. И все же справедливости ради надо вспомнить, что нашим коллегам-шестидесятникам приходилось работать в достаточно сложных условиях. «Железный занавес» не способствовал полноценному обмену информацией, шпиономания, косность и глупость бюрократических инструкций создавали досадные осложнения при организации подводных экспедиций. В то время как у нас каждый человек с аквалангом и резиновой лодкой считался потенциальным шпионом или дезертиром, норовившим удрать из лагеря строителей коммунизма, в Средиземном и иных морях «Свободного мира» тысячи ныряльщиков-любителей за все эти годы излазили вдоль и поперек прибрежную зону. В результате были открыты многочисленные археологические памятники: якорные стоянки, остатки портовых сооружений и кораблекрушений и т.д. Конечно же, всякая медаль имеет и обратную сторону. Доступность археологических памятников немало способствует их разграблению. Охота за сокровищами всегда была привлекательным занятием для авантюристов, а высокие цепы па антиквариат делают этот бизнес прибыльным даже при том, что сами подводные работы обходятся весьма недешево. Во Франции для охраны подводных археологических объектов пришлось даже создать специальные полицейские формирования. Советским археологам, в силу существовавшей системы разнообразных запретов, удалось избежать этой проблемы. Нет худа без добра, это уж точно! Доморощенные наши кладоискатели предпочли по традиции выковыривать ножами монеты из бортов раскопов, или же, по примеру старателей времен «золотой лихорадки», промывать грохотом переотложенный культурный слой затопленных участков древних городов и поселений. Таким образом, чиновникам удалось сохранить от массового разграбления национальные богатства страны, ну, а заодно и значительно затормозить развитие здесь подводной археологии. Факт, что до сих пор мы так и не имеем даже археологической карты черноморской акватории. Любопытно, также и то, что сама подводная археология, как некая прикладная дисциплина, официально в нашей стране просто не существовала. В то время как во всем мире создавались институты и музеи морской археологии, у нас не было (и сейчас нет) ни одного соответствующего научного подразделения. Попытка создания Научно-Координационного совета по проблемам подводной археологии при Институте археологии АН СССР окончилась неудачей, т.к. организация эта не располагала ни средствами, ни признанием руководства академии. Вплоть до настоящего времени подводные исследования у нас осуществляются на уровне экспедиций — первичных звеньев организационной цепи археологической науки.            Одной из наиболее крупных и наиболее результативных подводных экспедиций 70-х годов стала Ольминская экспедиция, которую руководил С.Д.Крыжицкий. Успех был обусловлен уже самим выбором объекта — затопленная часть Ольвии к этому времени была уже неплохо обследована. Помимо визуальных разведок, о которых мы уже упоминали, в 1964 году К.К.Шиликом и Б.Г.Федоровым была проведена геоакустическая съемка, па базе которой выполнена реконструкция топографии Нижнего города Ольвии, часть которого в настоящее время затоплена. В задачи экспедиции входило детальное обследование выявленных остатков каменных сооружений, изучение археологической топографии и стратиграфии затопленной, части Нижнего города. Экспедиция провела семь полевых сезонов (1971-1977 гг.) за время которых был получен новый интересный материал. В первую очередь, удалось выяснить размеры затопленной части города и высказать ряд соображений относительно исторической топографии. В частности, локализованы остатки северных оборонительных стен, представленные завалами камней. Более проблематичной оказалась реконструкция восточной границы городища. Развалы степ, ориентированных вдоль береговой линии, под водой не обнаружены. Исключение составляет только так называемая «пристань» - объект, известный еще со времен Фармаковского. В ходе обследования и шурфовки выяснилось, что «пристань» представляет собой хаотический развал камня, в значительной степени привозных пород. Это дало основание С.Д.Крыжицкому высказать предположение, что камни эти — балласт, сваленный из трюмов приходивших в Ольвию кораблей. Не исключает, впрочем, исследователь и возможность трактовки «пристани» как остатков оборонительного комплекса — башни. В эллинистической надписи Клеомброта сына Пантакла упоминается «удивительная на вид» башня, находящаяся у реки. Дальнейшие раскопки позволят окончательно выяснить назначение «пристани», а заодно, может быть, обнаружить остатки куртин восточной оборонительной линии, если только она действительно существовала. Знаменитый ольвииский декрет в честь Протогена повествует о том, что «большая часть города со стороны реки» не имела крепостных стен, и жители опасались, что варвары, нападения которых ожидали зимой, могли здесь прорваться в город. Протоген на свои средства выстроил две стены, предотвратив, таким образом, эту опасность. К сожалению, из текста декрета не ясно, идет ли речь о постройке стен восточной оборонительной линии, или же о доведении северной и южной крепостных стен до уреза воды. Первый вариант нам представляется более логичным, хотя настораживает то обстоятельство, что собственно остатки стены, как мы уже отмечали, не найдены. Чрезвычайный интерес представляют так называемые «амфорные поля», обнаруженные в 1974 и 1977 гг. Название это условное, и присходит от большого числа крупных обломков, и целых амфор, наиденных на относительно четко локализованных участках затопленной территории Ольвии. Помимо амфор, составляющих 90% от числа находок, здесь обнаружены фрагменты и целые формы кухонных и столовых сосудов, бронзовая ойнохойя. При всей схожести этих двух объектов, имеются между ними и существенные различия. Подавляющее большинство керамики, найденной при обследовании «Амфорного поля I», относится к IV в. до н.э., хотя имеются так же материалы, как архаического, так и римского времени. В керамическом комплексе «Амфорного поля II» преобладает материл I-х вв.н.э. Причем, это не только амфоры, но и столовая и кухонная посуда. По мнению С.Д.Крыжицкого «Амфорное поле I» представляет собой остатки припортовых складов, а «Амфорное поле II» связано, скорее всего, с жилым комплексом римского времени.           Невдалеке от «амфорных полей» был найден каменный причальный кнехт - материальное подтверждение свидетельств эпиграфических документов о существовании в Ольвии гавани. Еще один каменный кнехт был найден в 1988 г. в ходе раскопок па территории римской цитадели Ольвии в завале камней. Находки кнехтов указывают на то, что гавань в Ольвии была весьма благоустроенной и оборудованной, по всей видимости стационарным причалом. О существовании в Ольвии гавани мы знаем из эпиграфических документов; в одной надписи говорится конкретно о торговой гавани. Это дало возможность С.Д.Крыжицкому предположить, что была и военная гавань. Сопоставляя результаты подводных исследований и данные эпиграфики удалось также приблизительно локализовать место, где находился «старый рыбный рынок».        Таким образом, подводные работы проведенные в Ольвии позволили существенно дополнить представления о ее прибрежном районе, уточнить реконструкцию оборонительной системы города, локализовать некоторые объекты, упоминаемые в лапидарных надписях. Перспективы дальнейших исследований затопленной части Ольвии связываются с проведением стационарных раскопок, выявленных объектов, и параллельно, с детальной разведкой донной поверхности.         Помимо исследований уже известных памятников, весьма важным представляется проведение широкомасштабных разведок прибрежной акватории, картографирование находок. Именно на эту работу и решено было переключиться после завершения ольвийского цикла исследований. По разным причинам возобновить подводные изыскания удалось только с 1983 г., когда группой аквалангистов клуба «Аква» Чернобыльской АЭС под руководством одесского археолога А.С.Островерхова была проведена разведка акватории Егорлыцкого залива. Кинбурнский полуостров, южный берег которого омывают воды залива, отождествляется с Гилеей, которую упоминают древние авторы, начиная с Геродота. На оконечности Кипбурна, судя по сообщению Страбона, находилась священная роща богини Гекаты. Мы уже упоминали вскользь в начале очерка о случайной находке в районе Кинбурна жертвенника с надписью, сообщающей о посвящении Ахиллу шишки кедра. Большой интерес для науки представляет также обнаруженное в 1973 г. на восточном берегу Егорлыцкого залива поселение древнегреческих ремесленников-металлургов, основанное в конце VII в. до н.э. Частично это поселение размыто водами залива.

В ходе разведки в районе островов Круглый и Орлов в Егорлыцком заливе были найдены довольно многочисленные обломки керамики. Помимо античной, на дне у острова Орлов была обнаружена и керамика бронзового века, относящаяся к катакомбной культуре. Находки эти представляют несомненный интерес не столько сами по себе, сколько потому, что помогают прояснить палеогеографическую ситуацию в регионе. Ведь, при всей своей относительности, датировки археологического материала гораздо точнее тех, что предлагают геологи и геоморфологи. В следующем 1984 г., теми же аквалангистами клуба «Аква», под руководством автора настоящего очерка, было проведено обследование прибрежной акватории в районе Тендровской косы. Две античные легенды связаны с этим местом. Первая повествует о том, как Ахилл безуспешно преследовал приглянувшуюся ему Ифигению, дочь царя Микен Агамемнона, а вторая — о состязаниях в беге, устроенных героем в честь победы в морском сражении. Отсюда происходит и античное название косы — Ахиллов Дром — что в переводе с древнегреческого означает Бег (или Путь) Ахилла.         Мнение, что Ахиллов Дром находился на месте современной Тендровской косы, прочно утвердилось еще в дореволюционной историографии. В 1824 г. капитаном Черноморского флота Критским, руководившим постройкой на Тендре маяка, был обнаружен зольный холм, при раскопках которого нашли монеты разных греческих и римских городов, обломки греческих лапидарных надписей и граффити с посвящениями Ахиллу. Это были единственные археологические исследования, проводившиеся на Тендре. Известно, что велись они без соблюдения даже в то время существующих методических требований; объект не был раскопан до конца, и конечно, значительная доля информации утрачена. Планируя летом 1984 г. разведочные работы на Тендровской косе, мы исходили из того, что повышение уровня моря существенно изменило здесь очертания берегов. Не исключено, что остатки культовых сооружений, находившиеся в древности на берегу (если таковые вообще имелись), могут быть обнаружены на дне. 

     Работы велись на глубинах от 1 до 5-6 м; эпизодические погружения совершались северо-западнее оконечности косы на глубинах до 20 м. В ходе работ была изучена акватория мористой части косы, кроме того, погружения совершались и с внутренней стороны косы — в Егорлыцком заливе. Проводилась и наземная разведка — осмотрен участок территории косы, начиная от северной ее оконечности до места, где коса резко сужается. Несмотря на долгие и упорные поиски, находок было относительно немного: в основном это были сильно окатанные морем обломки древнегреческих амфор и иногда — средневековых сосудов. Узнав о целях нашей экспедиции, свои находки передали «местные жители» Тендры — военные и служащие маяка (постоянного населения здесь пет).

    Таким образом у нас оказались: верхняя часть средневекового сосуда, горло светлоглиняной узкогорлой амфоры римского времени, ножи, гвозди и другие железные предметы, хотя и весьма поздние (возможно, даже нового времени), но тоже представляющие определенный интерес. Обломки керамики, встречающиеся повсеместно вдоль обследованного участка побережья, вероятно связаны с древними кораблекрушениями, так как следов каких-либо поселений мы здесь не нашли. В то же время не вызывает сомнений, что район Тендровской косы являлся довольно опасным отрезком каботажного маршрута античных мореходов. Низкий песчаный берег, плохо видимый в дождливую и туманную погоду и отмели представляли значительную опасность для мореплавания. Последних, вероятно, было значительно больше, поскольку уровень моря был ниже современного. Не случайно именно на Тендре в XIX веке был построен капитальный маяк, функционирующий и в настоящее время. Вполне вероятно, что устройство здесь святилища непосредственно связано с опасностью плавания, и посещалось оно в основном моряками. Показательно, что среди посвящений Ахиллу, найденных на Тендре в 1824 году, одно было оставлено моряком (кормчим). Море хранит здесь немало следов кораблекрушений разных времен. Кроме обломков античных амфор, нам попадались на дне и на берегу якоря (в том числе якорь) XVIII века адмиралтейского типа, (деревянные тали, кованые гвозди, вероятно, от корабельной обшивки и др.) 

   ...Август был на исходе, у аквалангистов заканчивались отпуска, и пора было возвращаться. И вот уже побережье Тендры скрылось за горизонтом, только мерцает едва заметная точка «Нордовый» маяк на северной оконечности косы. Большая часть состава экспедиции уже отправлена в Очаков на десантной барже, которую нам предоставили военные моряки. Нашему тихоходному, изрядно перегруженному тяжелым снаряжением «Днепру» (так назывался бот типа «Дори», арендованный экспедицией в Одесском яхтклубе) за баржей не угнаться, и он, неторопливо переваливаясь через волны, движется следом. Уже почти вечер, кругом тьма, ярко освещенная рубка бота кажется маленьким плавучим островком. В рубке тесно и жарко; стучит дизель, на дне эмалированных кружек плещутся остатки экспедиционного спирта и, конечно же, всю дорогу не стихают споры, обсуждаются итоги работы и строятся планы на будущее. 

   ..Меньше двух лет осталось до взрыва на Чернобыльской АЭС, который перечеркнет все планы и поставит перед этими симпатичными и уверенными в своих силах парнями совсем иные проблемы... Задачи экспедиции были выполнены разведка завершена, — однако, к проблеме Ахиллова Дрома в целом мы тогда только подступили, и решать ее еще предстоит. Подводный поиск у Тендры осложняет сама ее природа - коса представляет собой аккумулятивное образование с весьма нестабильной конфигурацией берегов. Любой объект, оказавшийся на дне, в короткий срок погребается под слоем песка. Более стабильна донная поверхность в заливе — с внутренней стороны косы. Здесь возможны находки следов древних поселений, так как до начала трансгрессии территория эта была сушей. Не случайно описание Ахиллова Дрома как длинной песчаной косы принадлежит авторам римского времени, ранее же его обычно упоминали как «низкий песчаный берег». В дальнейшем необходимо учитывать также предположение некоторых геологов, утверждающих, что в древности палеокоса находилась примерно в пяти километрах южнее современной Тендры. Во всяком случае, разведочные работы провести там стоит. И, конечно же, необходимо найти и доследовать, «жертвенник», открытый капитаном Критским, по это уже задача не подводной, а традиционной — «наземной» археологии.   В этом же сезоне, только месяцем раньше начались работы у острова Березань. Еще в 1982 г., работавший в составе Березанской экспедиции P.M. Столиц, бывший в 70-е годы руководителем группы ольвийских аквалангистов, и автор этих строк, в то время только начавший осваивать премудрости водолазного дела, осмотрели дно небольшой бухточки у северо-восточного берега острова. На дно выявились скопления камней, у самого берега кое-где попадались окатанные обломки амфор. Все это, в совокупности с ранее известными фактами и предположениями, внушало надежды на успех.  И так, работы начались в июле 1984 г. Группа подводников насчитывала шесть человек. Трое из них P.M.Столпи, В.Г.Бубнов и М.Д. Рабинович были опытными аквалангистами, участвовавшими в подводных исследованиях Ольвии. Задача состояла в визуальном обследовании акватории, прилегающей к северному и северо-восточному берегам острова, фиксации обнаруженных археологических объектов. Предполагалось также приступить к разведке акватории по направлению — о. Березань — мыс Аджиясск. При внимательном взгляде на морскую карту — лоцию — видно, что здесь имеет место изгиб изобат (линий, которыми обозначаются равные глубины на карте; соответствуют горизонталям в топографии). По мнению К.К.Шилика, специалиста в области палеогеографии Нижнебугского региона, в древности, когда Березань соединялась с берегом, здесь могла быть бухта, удобная для устройства гавани. В том,что последняя в реальной действительности существовала, убеждает ряд косвенных данных. Во-первых, римский географ Страбон прямо указывает на наличие «острова с гаванью перед устьем Борисфеиа». Как правило, этот остров отождествляют с Березанью, хотя есть и другие мнения. Вообще-то логично предположить, что коль скоро Березанское поселение было первым в Северном Причерноморье и уже вскоре после основания приобретает «городской» облик, то оно непременно должно было иметь гавань. Наконец, о связи жителей поселения с мореплаванием свидетельствуют находки при раскопках обломков каменных якорных штоков. Один такой шток был обнаружен прямо в кладке прямоугольного алтаря, находящегося в центре одного из помещений (возможно, внутреннего двора) жилого дома V-IV вв. до н.э. В Греции практика приношения якорных штоков в святилища получила достаточно широкое распространение, найдены были штоки и при раскопках темепоса (священного участка) Ольвии. Так что, надо полагать, появление якорного штока в кладке березанского алтаря также не случайно.             К концу июля разведки завершились. Как они проходили, я попытался описать в самом начале этого очерка. Результаты же были следующие: на дне упоминавшейся уже бухточки расположенной к юго-востоку от подводной песчаной косы, отходящей от Березани по направлению на северо-восток, выявили и нанесли на план два скопления камней, а севернее острова была локализована достаточно обширная зона скопления обломков керамики. В большинстве это были фрагменты амфор, в том числе римского времени, с характерным рифлением по тулову и украшенными параллельными бороздками ручками. Помимо амфорных обломков, среди подъемного материала присутствовали черепки тонкостенной посуды, фрагмент дна лутерия, челюсть коровы и другие кости домашних животных. Большинство обломков керамики не были окатаны. Это свидетельствует о том, что они не находились долгое время в прибойной зоне, и, следовательно, не оказались на дне в результате абразии берегового клифа. Все указывало на возможность обнаружения здесь культурного слоя затопленной части поселения. Буквально в последний день работы были произведены погружения и в месте предполагаемой гавани, но результаты ограничились находкой одного обломка рифленой амфорной стенки. Таким образом, первый сезон исследований у Березани выявил перспективность дальнейших подводных работ. Возобновить их удалось (не считая эпизодических погружений летом 1985 г.) в июле 1988 года. На сей раз задачи, стоящие перед экспедицией, были гораздо сложнее — предстояло произвести шурфовку донных отложений с тем, чтобы изучить стратиграфию и попытаться обнаружить культурный слой. Для этого в нашем распоряжении имелась мотопомпа, которая в свое время непользовалась в Ольвии. Помпа устанавливалась на самодельный плот, изготовленный из поплавков от водных велосипедов, перекрытых сварной металлической рамой с деревянным настилом. «Судно» это оказалось на удивление мореходным. Плот не только неплохо держался па воде, но и, будучи снабжен мотором «Нептун», был в состоянии без особых проблем доставить нас в заданный район акватории. Собственно шурфовка осуществлялась при помощи гидравлического грунтососа, соединенного шлангом с находящейся на плоту помпой.
Изменился и состав экспедиции, и условия жизни на острове. На этот раз работы выполнялись аквалангистами клуба «Искатель» Смоленской АЭС. Если в 1984 г. группа подводников работала в составе наземной экспедиции, то теперь мы жили одни на острове, и, честно говоря, нисколько в этом не раскаивались. Оно и понятно, ведь режим работы подводной экспедиции существенно отличается от режима работы экспедиции наземной. Шурфы были заложены в северном и северо-восточном участках прилегающей к острову акватории. Выяснилось, что слой наносов в северо-восточном участке по мощности незначителен, материковая скала подходит близко к донной поверхности, и скопления камней, обнаруженные здесь в ходе визуальной разведки, представляют собой ее выходы, разрушившиеся под действием волн. К северу же от острова толщина слоя наносов оказалась весьма значительной. В грунте, как и на поверхности дна, был обнаружен археологический материал - обломки амфор и других сосудов. Также была проведена визуальная разведка дна между островом и мысом Аджиясск. В ходе разведки удалось проследить участок северо-западной границы затопленной части поселения. В качестве критерия оценки ситуации здесь служило наличие на дне обломков античной керамики. На следующий год я приступил к наземным раскопкам на Березани, и объем подводных работ, естественно, пришлось несколько сократить. Уже набирали силу процессы, приведшие сейчас нашу экономику к кризису, и особенно это чувствовалось при организации таких дорогостоящих предприятий, как подводно-археологическая экспедиция. К тому же, в целом программа визуального обследования прибрежной акватории Березани была выполнена и имело смысл целиком, сосредоточиться на шурфовке. Работу эту проделали водолазы киевского кооператива «Акванавт», используя все те же плот и помпу. Отказались, правда, от грунтососа, поскольку он часто забивался и дело двигалось медленно. Размыв грунта помпой оказался гораздо более продуктивным, хотя в принципе, особенно увлекаться им не следует, особенно при наличии культурного слоя со сложной стратиграфией (чего на Березани, судя по результатам предыдущих исследований, не было).   Находки, как иногда случается, буквально «посыпались» в последний день работы, когда на исходе были и бензин и всякие надежды. Под слоем наносов, практически у самой поверхности материковой скалы, было найдено большое количество обломков керамики, в том числе очень крупные, совершенно неокатанные фрагменты. Но особо бурную радость вызвала совершенно целая амфора — так называемая «светлоглиняная узкогорлая». Фрагменты таких амфор часто встречаются при раскопках позднейших слоев Ольвии и Березани. Датируются они первыми веками н.э., и относятся, по мнению Д.Б.Шелова, к синопскому производству. Находки целых амфор не так уж часто встречаются как при наземных, так и при подводных исследованиях. Однако на сей раз особую важность представляла даже не сама находка, а то, где она обнаружена. Если раньше можно было лишь предполагать, что на дне в районе Березани мог сохраниться культурный слой, то теперь это полностью подтвердилось. Отдельные обломки керамики могли оказаться на дне в результате абразии берега, но большое количество крупных фрагментов и целый сосуд определенно свидетельствуют в пользу существования затопленной части поселения. Следует отметить, что большинство обломков керамики датируется первыми веками н. э., что указывает на тот факт, что в римское время данный участок дна являлся сушей. Здесь мы вплотную приблизились к одной весьма существенной проблеме, до сих пор не имеющей однозначного решения, а именно, когда же (в историческое время) произошло отделение Березани от берега. В.В.Лапин, опираясь на изыскания геологов и упоминание Страбоном «острова с гаванью перед устьем Борисфена», считал, что в первые века н.э. Березань уже была островом. К.К.Шилик же, исходя из анализа, батиметрических данных, напротив считает, что Это произошло не ранее VI в.н.э. Тот факт, что на глубине приблизительно 1,6 метров (а с учетом толщины наносов приблизительно 2 метров) найден культурный, пусть и переотложенный слой, свидетельствует в пользу гипотезы Шилика. Действительно, если «опустить» уровень моря хотя бы на два метра, то в лучшем случае Березань от берега будет отделять лишь узкая протока. В то же время, нельзя так уж слепо полагаться на батиметрические данные. Рельеф дна здесь мог неоднократно изменяться, поскольку формировался в значительной степени за счет аккумулятивных отложений. Подтверждением гипотезы об островном положении Березани уже в римское время выступает относительно недавно найденный в ходе раскопок на острове эпиграфический документ — стихотворное посвящение Ахиллу Понтарху, где прямо упоминается остров Ахилла. Кстати, существует предположение, что в первые века н.э. Березань играла для близлежащего региона роль острова Ахилла (Левки), который вообще-то отождествляется с островом Змеиный. Предположение это, надо все же отметить, строится исключительно на постулате: «Березань — остров». Посвящения Ахиллу Понтарху в качестве доказательств этой гипотезы принимать не следует, так как их находили и на побережье. Что же касается упомянутой выше стихотворной эпитафии, то не все специалисты согласны с издателем и считают что в надписи речь идет об острове Змеиный. Решение этой проблемы лежит где-то на стыке наук - археологии, истории, эпиграфики, классической филологии и геологии. Отрадно сознавать, что и наши исследования пополнили копилку фактов, из которых когда-нибудь сложится целостная картина истории Борисфениды. Конечно же, говорить о какой-либо завершенности программы подводных исследований у Березами преждевременно. Пока что мы находимся в положении людей, стоящих перед стогом сена, в котором им еще предстоит искать свои иголки...