Жан-Мари Бла де Рабле Синдром водолаза.
Курьер Юнеско № 1/2009
В отличие от искателей сокровищ, искатели мечты делятся с нами своими впечатлениями, переполняющими их, когда они «извлекают из глубин забытья осколки нетронутой красоты». Французский писатель Жан-Мари Бла де Робле с 1986 по 2001 год участвовал в подводных раскопках у ливийского побережья, исследуя ту «невидимую часть» нашей истории, которую тоже следует беречь и с уважением охранять.
Все началось в 1985 году. Как только Клод Синт, директор Музея античного искусства в Арле, вернулся из своей первой археологической экспедиции в Ливию, организованной Французской археологической миссией, он сразу же – это одна из привилегий тесной дружбы – поспешил поделиться со мной своими впечатлениями: он был в Аполлонии, он видел Кирену, Сабрату, Лептис Магну, греческие и римские развалины, превосходившие все, что мы до сих пор знали или же могли себе представить. «Я даже не мог вообразить подобный рай! – убеждал он меня. – Целые города, погребенные под песками на берегу моря, и все это в окружении неописуемых пейзажей!»
И это еще не все! Практически никому и в голову не приходило исследовать морское дно у побережья, а ведь там все остается нетронутым с VII века до нашей эры! Мог ли я хотя бы предположить, какие удивительные находки нас ожидали? Конечно же, мы расчитывали найти античные развалины, поскольку побережье Сирта до сих пор считается одним из самых неосвоенных в мире, мы думали о затопленной архитектуре, скульптурах, разнообразных предметах... Так вот, Клоду удалось добиться разрешения на проведение подводных археологических раскопок ближайшим же летом!
Техническую сторону вопроса он взял на себя; оставалось решить вопрос с подбором кадров. Поскольку ливийские власти не допускают какой-либо мелкой торговли, вопрос о закупке продовольствия стоял крайне остро. Я уже не говорю об условиях работы и жизни археологов: назвать их «спартанскими» было бы слишком мягко, по сравнению с реальностью. Поэтому следовало подобрать людей, которым можно было бы полностью доверять: в первую очередь, технический персонал, но главное – местных помощников, которые были бы готовы в любую минуту выполнить свой долг. Я хорошо знал археологию, имел немалый морской опыт, привык жить в экстремальных условиях, меня нисколько не смущала перспектива, помимо раскопок, заняться приготовлением пищи, то есть я вызвался первым...
Вот так все и началось. Соглашаясь, я буквально прыгал от радости – чтобы отправиться с Клодом в Ливию, я был готов заниматься даже простой уборкой! – но я и не подозревал, что мое участие в экспедиции, как, впрочем, и всех остальных членов команды, начнется именно с этого.
В августе 1986 года после трех дней пути мы были у цели. Первый день был посвящен тому, чтобы сделать обитаемым наше жилище – жалкую лачугу времен итальянской колонизации, забитую дохлыми скорпионами и огромными коричневыми тараканами. На следующий день с простой маской и трубкой мы отправились на первое знакомство с местом раскопок, и оно подтвердило наблюдения американского морского археолога Ника Флеминга: как он и писал в 1957 году после первых наблюдений, были явно видны затопленные остатки порта Аполлония, что, бесспорно, оправдывало раскопки, которые мы собирались предпринять.
Что касается меня лично, то я сразу же открыл для себя мир, который, казалось, можно представить только в книгах. В одно мгновение я перенесся в мир, описанный Жюлем Верном и Гербертом Уэлсом; с равным наслаждением я ощутил себя героем «Двадцати тысяч лье под водой» и «Машины времени» одновременно: обостренное предвкушение и вполне реальное ощущение того, что ты взираешь сверху на брошенную Атлантиду!
Я полюбил Грецию, познакомившись с философией до Сократа, я влюбился в античность после этого крещения в теплых водах Аполлонии. Я с раннего возраста увлекался подводной охотой, но морские глубины – заросли ламинарий, скалистые ущелья, облепленные горгониями, холодные складки песка – были для меня лишь местом для укрытия и подстерегания добычи, на которую была нацелена стрела моего арбалета. Этот привычный и потому почти незаметный пейзаж вдруг приобрел невероятные очертания: то ряд гигантских каменных блоков, скрепленных «ласточкиным хвостом», то квадратные башни, вдали – площадки для трирем, выбитых в цельной скале, и на двухметровой глубине – садок для рыбы, описанный Витрувием [римским архитектором I века до н.э.], с отделениями для осьминогов и мурен...
Повсюду, между каждым камнем, каждой более или менее различимой под слоем водорослей структуре были десятки, сотни видимых глазом и ощутимых легким прикосновением руки предметов, каждый из которых мог бы занять заслуженное место в музее или, как минимум, в архивных ящиках археологов: стенки и днища амфор всех эпох, ручки родосских ваз периода VI века до н.э., римские бокалы, осколки или же сохранившиеся части декоративных ваз...
Это был целый мир, погребенный под водой, замерший, будто после внезапной катастрофы, и предоставленный каждому, кто проявит к нему хоть малейший интерес. От Аполлонии, греческого порта античной Кирены, когда-то воспетой Пиндаром и Каллимахом, осталась лишь полоска красной земли, окруженная византийскими колоннами, театр, выстроенный на склоне возвышенности, и более поздние пристройки. Но буквально в нескольких метрах от берега, своих гостей ждала затопленная Помпея. Немыслимая манна для ученых, божий подарок для мечтателей, которым я остаюсь до сих пор. Приключения и злоключения Известно, что подводная археология мало в чем не отличается от земной: обе используют похожие методы, хотя подводные раскопки всегда сложнее и требуют как специального материала, так и знаний. В нашем случае условия работы были особенно сложными. Не имея корабля, нам приходилось каждый раз на себе перетаскивать акваланги и оборудование до пляжа. Чтобы эффективнее использовать время, мы решили погружаться под воду дважды в день. Три часа утром, после чего мы заново, прямо на дюнах, наполняли акваланги, потом еще три часа под водой после обеда. Затем следовало отнести все наше оборудование в укрытие, почистить его и проверить, составить опись наших находок... и уж только потом заняться кухней.
Мне с моей «наземной» командой следовало каждый вечер накормить дюжину человек; у нас была столовая, где хранился плавленый сыр, апельсиновый сок в порошке, специи и сухое печенье... Поскольку в государственных магазинах практически было невозможно что-либо купить, мы покупали у наших ливийских друзей сахар, макароны и рис, без которых было невозможно приготовить еду по тем «рецептам на экстренный случай», которые сочинила моя мама. И если бы не рыба, которая регулярно скрашивала наши будни, – мы каждую пятницу ловили мероу, ныряя за этими «каменными окунями» без аквалангов, – то уж не знаю, как бы нам удалось избежать всеобщего бунта! Тем более, что мы могли использовать воду только из цистерны, и тут, конечно, требовалась изрядная доля легкомыслия, поскольку каждый раз, прежде чем пить, приходилось вылавливать из стаканов личинки комаров.
После ужина составлялся дневник раскопок, потом – мятный чай на террасе, а краем глаза приходилось стеречь скорпионов, которые незаметно выползали на свет.
За пятнадцать лет экспедиции с нами произошло столько злоключений, что одного упоминания о них хватило бы, чтобы отбить желание у каждого, кто мечтает о карьере археолога: змеи под простынями, скорпионы в ботинках, рыбалка с динамитом вблизи места, где мы погружались в воду, предупредительные очереди крупнокалиберного пулемета в сторону нашего «зодиака», оказавшегося в опасной близости от закрытой зоны, простои из-за штормовой погоды и т.п. Но, как это ни удивительно, ни одно из них ни разу не омрачило ощущения счастья от участия в этой экспедиции. Дважды рожденный Дионисий Уже в 1986 году наши результаты были настолько обнадеживающими, что команда подводников получила привилегию на изучение порта Лептис Магны. В следующем году наши поиски увенчались обнаружением затопленной дамбы, что существенно изменило представления о значимости этого города в эпоху правления Септимия Севера (конец II – начало III века). Что же касается порта Аполлонии, то тщательное изучение позволило не только проследить его развитие с момента греческого зарождения вплоть до VII века, когда город был брошен, но и определить коэффициент оседания земли, из-за чего город и оказался частично под водой. Эти работы привели к обнаружению греческих развалин, и множество предметов – глиняная посуда, монеты, скульптурные изделия – были подняты со дна моря.
Среди причин, которые подтолкнули меня к участию в этой экспедиции, – жажда приключений, дружба, строки Альбера Камю [французский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе за 1957 г.] о древних городах Типаса и Джемила [два объекта Списка Всемирного наследия ЮНЕСКО в Алжир;никогда не было пристрастия к «поиску сокровищ». Однажды я нашел солидус, сделанный из чистого золота, но волнение, от которого у меня в тот момент перехватило дыхание, не имело ничего общего с денежной ценностью этого предмета. Я был ослеплен лучами этого солнечного диска, вращавшегося в морской волне, как зеркало, я испытывал несказанную радость от того, что смог извлечь из глубин забытья фрагмент чистой красоты. Это, в конечном счете, было чем-то схоже с моментом творчества в литературе, и наиболее точной, на мой взгляд, метафорой этого является «Синдром водолаза» французского писателя Сержа Брюссоло: мечтатель день за днем погружается в сумраки сна; из этого параллельного мира он извлекает на поверхность некое подобие видимой ауры, причудливые выдумки, которые проникают в реальность и умудряются в ней существовать.
Через пятнадцать лет произошло открытие, которое еще ярче объясняет причины моей очарованности. Во время подводных раскопок римских рыбных садков Аполлонии мне и Клоду Синту страшно повезло: мы извлекли из земли статую Дионисия. Как только она была поднята на поверхность, обследование подтвердило, что она составляла одно целое со статуэткой сатира, найденной в 1957 году, той самой, которую Ник Флеминг держит, как спасенного из воды новорожденного, на одном из снимков, сделанных после его очередного погружения. С интервалом в пол - столетия мы смогли восстановить «Пьяного Дионисия», который, перешагнув время, казалось, с иронией подтвердил свое прозвище «дважды рожденный».
Археология устанавливает связи; больше, чем какая-либо другая наука, она сближает и примиряет людей, разделенных течением веков. Подводное наследие более доступно, в большинстве случаев оно лучше сохранилось и является более целостным, чем то, что мы находим на земле. А кроме того, оно совсем не изучено. Если, к примеру, подумать о все еще неизведанных полутора тысячах километрах ливийского побережья, то легко согласиться с тем, что эту невидимую часть нашей истории следует так же бережно и уважительно охранять, как и то, что мы охраняем на суше.
Жан-Мари Бла де Рабле, французский писатель, философ, археолог, родился в 1954 г. в Сиди-Бел-Аббесе в Алжире; он автор книги «Греческая, римская и византийская Ливия»; за свой последний роман «Там, где водятся тигры» он удостоен Премии Медичи 2008 года (изд-во Zulma, 2008).
|